Газета «Новости медицины и фармации» №6 (724), 2020

«Ну и правильно, ну и хорошо… Только не забывай писать...» Так по телефону из уже осажденного, но пребывающего в иллюзии спокойствия Киева в ответ на немыслимый в разгаре войны звонок сына из далекого Ростова-на-Дону ответила Зинаида Николаевна Некрасова. Мгновенно, без раздумий, одобрив решение Виктора Некрасова, в будущем лучшего баталиста ХХ века, идти на фронт. Презрев «броню» театрального актера…

Открытка мамы из Киева дошла до Виктора Платоновича в конце сентября, когда город был уже сдан… «Открылись цирк и музкомедия», — эта наивная ее вера, что враг не войдет сюда, в сущности, отражала преддверие одной из первых самых крупных потерь отступления. Военная безграмотность Верховного, его приказы не оставлять Киев, что в таком случае будет обозначать несостоятельность и крах его стратегии, привела к тому, что в плену оказались более 700 тысяч красно–армейцев Юго-Западного фронта. На протяжении двух дней город был оставлен на произвол судьбы, немецкие войска вошли сюда без боя. Прошло чуть более недели, и расстрельно грянула трагедия Бабьего Яра…

В «Жизнеописании» (Ванв, Франция, январь 1986 г.) Виктор Некрасов пишет: «Родился 17 июля 1911 года в Киеве (Россия). Отец — Платон Федосеевич Некрасов — банковский служащий (1878–1917). Мать — Зинаида Николаевна Некрасова (до брака Мотовилова) — врач (1879–1970).

Детство провел в Лозанне (мать закончила медицинский факультет Лозан–нского университета) и в Париже (мать работала в военном госпитале). В 1915 году вернулись в Россию и обосновались в Киеве.

С августа 1941 года — в армии. Воевал в Сталинграде, на Украине, в Польше. После второго ранения в 1944 году демобилизовался в звании капитана…»

И строки из более ранней автобиографии, составленной в послевоенном Киеве: «…Служил в действующей армии командиром взвода, полковым инженером, заместителем командира саперного ба–тальона вплоть до июня 1944 года».

В первых разделах знаменитой повести «В окопах Сталинграда» (начинающейся с крушения советских войск в Харьковской авантюре 1942 года и неостановимого их отката) В. Некрасов устами своего второго «я» Керженцева по памяти живописует Киев — Крещатик, Ольгинскую, Аристократическую, Николаевскую. Понимая, впрочем, что по правилам немецкого порядка маме туда ход заказан.

Но, продолжая речь в зарубежном прологе о врачебном образовании Зинаиды Николаевны, стоит отметить: к переезду семью побудила Алина Антоновна Орн, бабушка Виктора, полушведка-полу–итальянка, превратившаяся как бы в коренную русскую. После некоторого периода служения доктора Некрасовой в начале Первой мировой войны в госпитале Отель-Дье, старинном и уважаемом медицинском заведении Парижа, семейство, опять-таки по совету Алины Антоновны, возвратилось в Киев. Ведь военное положение Франции ухудшалось, а на родине, даже в условиях близких боев, можно будет отсидеться, доехав до фамильных деревенских мест.

Поселились на Кузнечной, в будущем — Пролетарской, а далее — Горького: Платон Федосеевич был, видимо, достаточно состоятельным, и Некрасовы сняли шестикомнатную квартиру. После –утверждения в городе советской власти их уплотнили, все же оставив две комнаты. Некрасова-старшего с ними уже не было. Виктор Платонович лишь глухо сообщает о дате его смерти. Считается, что это произошло где-то в Сибири…

Их было теперь четверо: бабушка, сестры Зина и Соня, Виктор. Отношения с постояльцами остальных комнат, причем самого разного социального устройства, складывались благополучно — наверное, и потому, что Зинаида Николаевна являлась разносторонним, отзывчивым врачом и вследствие этого — как бы символом возникшего общежития. Как доктор старой школы, в пору дефицита медиков она оставалась всегда востребованной. К примеру, летом сорок первого года, до нацистского захвата Киева, она была врачом на Центральном вокзале. В условиях наплыва людей, пытавшихся эвакуироваться, и нередких обстрелов это была самоотверженная работа по оказанию срочной помощи, требовавшейся в самых различных ситуациях. Но ее нерушимый стоицизм, знания, добро–желательность успокаивали людей. К ней, пожалуй, целиком подходило выражение «настоящий доктор».

И теперь — несколько слов о моем знакомстве с Зинаидой Николаевной. Летом 1951 года у меня был выявлен активный туберкулез легких. Мама моя работала тогда в управлении железной дороги, и, как иждивенец, я попал на обследование в тубкабинет, а фактически — туботделение железнодорожной больницы на Николаевской. Мне сделали рентгеновский снимок, я сдал анализ мокроты, и оказалось, что я явля–юсь бацилловыделителем, иначе говоря, у меня была открытая форма туберкулезного процесса.

Первым врачом, очень внимательно вслушивавшимся в потаенную картину моих легких, и была Зинаида Николаевна, работавшая одним из фтизиатров больницы. Была она уже в летах, в безу–коризненно отглаженном белом халате, в пенсне. Пригласила в кабинет Константина Федоровича Иванова, также опытного коллегу, и вместе они составили заключение, что я неотложно нуждаюсь в применении стрептомицина.

Достать этот антибиотик стало проблемой из проблем. Очень помогла профессор Елена Николаевна Хохол, декан педиатрического отделения факультета в медицинском институте, где я как раз перешел на третий курс. Так появились эти первые драгоценные десять граммов.

Ко времени этой встречи я, разумеется, уже прочел «В окопах Сталинграда», но как-то не связывал факт ее родства со знаменитым сыном. Но примерно спустя год, уже относительно выздоровев, на Крещатике вдруг увидел Зинаиду Николаевну рука об руку с Виктором Платоновичем, облик которого мне уже был знаком по его фотографиям, и все понял. В их внимании друг к другу явственно ощущалось, что они близки и неразлучны. Возможно, данное озарение и привело меня в дальнейшем к документальному изысканию «Виктор Некрасов. Портрет жизни».

В дальнейшем вместе их как-то не пришлось видеть, хотя в силу проживания сына и матери в Пассаже, где писателю, как лауреату Сталинской премии, предоставили отдельную квартиру, по Крещатику они прогуливались часто. Но ведь Виктор Платонович да и его друзья не раз писали о ней уже в пенсионную пору.

По натуре Виктор Платонович был домашним человеком, вечера обычно проводил с мамой за скромной чашкой чая. Зинаида Николаевна была, разумеется, целиком погружена в поток его литературных успехов и преткновений, знала о провокационном фельетоне «Турист с тросточкой», о нападках в московских и киевских верхах. Наверное, обо всех втыках она не была осведомлена, наивно, например, полагая, что Хрущева сместили из-за его несправедливых нападок на «не того Некрасова».

И вместе с тем в творчестве Виктора Платоновича до его театрального выступления в двадцатую годовщину Бабьего Яра возник некий резонанс: его снова с трудностями печатали, преимущественно в «Новом мире». Выходили пока на родине и книжные издания, к примеру, в «Жизни и письмах», увы, несправедливо единичные. Но во всех своих путешествиях по родным пенатам, включая и дома творчества, он неизменно бывал с мамой.

Такое трогательное его отношение к ней, бесспорно, отодвигало ее старение. Но, с другой стороны, именно Зинаида Николаевна никогда даже и не пыталась как-то нейтрализовать в Вике импульсы его свободолюбия. Не сказав ни одного огорчительного слова даже тогда, когда он, получив в строительном институте диплом архитектора, избрал амплуа актера и художника в маленьком частном театрике, кочевавшем по украинским провинциальным весям.

Виктор Платонович так описывает один из дней с мамой в Москве: «В эту зиму было холодно, поэтому мы долго одевались… На носу пенсне — самое сложное, так как на морозе оно сразу же запоте–вает…

Крепко поддерживая друг друга, чтобы не скользить, подходили к забору с афи–шами.

— Пойдем в Художественный, я давно там не была.

— Не на что, мамуся, идти.

— Как не на что? Вот «Дни Турбиных». Ты разве не любишь?

— Люблю, поэтому и не хожу.

— Ты консерватор и старик. Ты не любишь молодежь.

Мама вздыхает.

Идем дальше. Справа строится небоскреб СЭВ.

— Если нам дадут квартиру, возьмем двадцать пятый этаж, хорошо?»

Зинаиде Николаевне перевалило за восемьдесят. Ко второму изданию «Портрета жизни» (2016 г.) мне каким-то образом посчастливилось собрать и представить четырнадцать весьма редких фотографий, на которых запечатлены сын и мама. На одном из них «глаза в глаза» встает их любовь и привязанность. Зинаида Николаевна после перелома шейки бедра в койке, с устройством, чтобы пытаться сесть. Страдания оказались роковыми. В 1970 г. на девяносто первом году жизни она скончалась. На Байковом кладбище есть могила, где покоятся три киевские музы Вики: бабушка, тетка Соня Мотовилова, мама.

В мае 1974 года в одиночестве, без мамы, в окружении провокаций осведомительных органов, Виктор Платонович направил Л.И. Брежневу такое письмо: «Я вынужден решиться на шаг, на который я никогда бы при иных условиях не решился. Я хочу получить разрешение на выезд из страны на три года». Эти три года переросли в вечность.