Газета «Новости медицины и фармации» №12 (733), 2020
Вернуться к номеру
Памяти Михаила Жванецкого
Разделы: Любимая страница
Версия для печати
6 ноября от нас ушел великий человек — Михаил Жванецкий... Ему было 86 лет. Мы все осиротели. Не будет больше изумительных миниатюр, неповторимого юмора. И мы не помчимся к экрану телевизора, услышав только одно имя: Жванецкий. Его смех порой был смехом сквозь слезы: да, человек смертен, да, мир несовершенен, поделать с этим ничего нельзя. Но с нами останутся книги, рассказы, аудио- и видеозаписи. Останется негасимый свет, даримый публике при всех его выступлениях.
Знаменитый одессит
Он родился в городе у моря 6 марта 1934 года в семье врачей. По его собственным словам, «и не знал, что можно печататься и выступать». Окончил институт инженеров морского флота и семь лет работал в одесском порту механиком по кранам.
В годы «оттепели» страна не сделалась свободной, но перестала быть угрюмой. То было время взрывного расцвета юмора: в кино, на эстраде, в молодежных театрах миниатюр, ставших предтечей КВН, в стенгазетах.
Еще во время учебы Жванецкий начал писать миниатюры и монологи и создал самодеятельный театр «Парнас-2». Там же выступали его будущие многолетние партнеры Роман Карцев и Виктор Ильченко.
В 1963 году во время гастролей в Одессе Ленинградского театра миниатюр молодой автор представился его руководителю Аркадию Райкину, который взял его произведения в свой репертуар, а спустя несколько месяцев пригласил в театр завлитом.
Сотрудничество двух выдающихся людей продолжалось шесть лет. При этом народ не знал ни того, что многие бывшие у всех на слуху тексты, в том числе «Авас», «В греческом зале», «Век техники», созданы Жванецким, ни вообще имени последнего.
Таково было условие Райкина. Великий артист не опускался до присвоения чужого труда, а просто обходил вопрос молчанием. Публика же знала «миниатюры Райкина» и в дальнейшее не углублялась.
«Наступил момент, когда подобное положение Жванецкому показалось обидным. Когда он входил в троллейбус и слышал реплики собственного сочинения, ему хотелось обратить внимание пассажиров на то, что автор-то вот он», — признался Райкин в мемуарах, но поведения не изменил.
Впоследствии Райкин и Жванецкий отдавали должное друг другу, но в воспоминаниях и высказываниях обоих сквозила не высказанная публично обида.
После Райкина
Довольно скоро друзья стали спрашивать Жванецкого, почему бы ему не начать самостоятельную карьеру. Мешал, по его словам, недостаток уверенности.
В 1970 году Жванецкий, Карцев и Ильченко ушли от Райкина в Одесскую филармонию, где быстро прославились в качестве, как говорили тогда, артистов разговорного жанра.
Жванецкий стал проводить все больше времени в Москве и в 1983 году перебрался туда окончательно, основав собственный театр миниатюр, который возглавлял до конца жизни.
Во время перестройки он включился своим творчеством в политику, и не было сомнений, на чьей стороне его симпатии. Говорили, что вклад Жванецкого в развенчание «совка» не меньше вклада самого Горбачева.
В 1990-х годах он несколько сбавил обороты, замечая, что охотников высмеивать новую российскую власть и без него довольно, а восхвалять и поддакивать он не умеет.
Дежурный по стране
В одном из интервью писатель сказал, что в современности ему больше всего нравятся «неограниченные возможности и разнообразие — после того унылого однообразия, в котором мы жили…»
Прощальным выходом писателя стало большое выступление в честь его 85-летия в Московском концертном зале имени Чайковского.
В октябре 2020 года он объявил, что больше не станет появляться перед публикой. «Стареть нужно дома», — сказал журналистам от имени Жванецкого его представитель.
Михаил Жванецкий был народным артистом Украины, кавалером ордена «За заслуги перед Отечеством» IV и III степени, почетным гражданином Одессы и президентом Всемирного клуба одесситов. В 2009 году власти города переименовали бывший Комсомольский бульвар в бульвар Жванецкого.
Президент Украины Владимир Зеленский написал в «Твиттере»: «Как говорил Михаил Жванецкий, ничего страшного, если над тобой смеются. Значительно хуже, когда над тобой плачут. Сегодня такой горький день. Соболезнования всем, кто его любил и знал. Я — среди пылких поклонников силы мысли Михаила Михайловича. Его сатира стала для многих мудростью».
Жванецкого отличало великолепное чувство языка. Он умел играть словами, ставить их в неожиданные сочетания и выворачивать наизнанку: «Лучше с любовью заниматься трудом, чем с трудом заниматься любовью». Или сказать совершенно обычную фразу, а после секундной паузы добавить нечто, от чего зал взрывался хохотом: «Крейсер под моим командованием не войдет в нейтральные воды. Из своих не выйдет».
До Жванецкого бытовало мнение, что писать хорошие тексты и представлять их на сцене — разные профессии. Его предшественник и учитель, великий Аркадий Райкин, был актером: играл, переодевался, перевоплощался.
Единственным инструментом Жванецкого было слово. Когда требовалось дать ему определение, неизменно и совершенно справедливо говорили: «Писатель Михаил Жванецкий».
Он не актерствовал подчеркнуто и нарочито и доказал, что это необязательно. Просто выходил с кожаным портфелем, доставал листки формата А4 и читал ровным голосом, а публика стонала от восторга.
Миниатюры Жванецкого несли глубокую житейскую мудрость и, как ни странно, неизбывную печаль. Он был философом: человек смертен, мир несовершенен, поделать с этим ничего нельзя, остается только относиться ко всему с юмором.
Достаточно вспомнить знаменитое: «Я не стал этим и не стал тем. Ничего не получу в смокинге, в прожекторах, в Каннах. Времени уже не хватит».
Дефицит
На раннем этапе своего творчества Жванецкий не выходил на эстраду, а писал миниатюры и монологи для Аркадия Райкина. Многие из них мгновенно становились хитами и, что называется, шли в народ. Одной из таких миниатюр, которую позднее Жванецкий нередко зачитывал и сам, стал «Дефицит».
«— Здравствуй, дорогой! Заходи ко мне вечером.
— Зачем?
— Заходи — увидишь!
Ты приходишь ко мне, я через завсклада, через директора магазина, через товароведа, через заднее крыльцо достал дефицит! Слушай, ни у кого нет — у меня есть! Ты попробовал — речи лишился! Вкус специфический! Ты меня уважаешь. Я тебя уважаю. Мы с тобой уважаемые люди».
Я видел раков
Еще один знаменитый монолог, написанный Жванецким для Романа Карцева, посвящен мучительному выбору. При этом выбирать герою особо не из чего.
«Я вчера видел раков по пять рублей. Но больших. Но по пять рублей... Правда, большие... но по пять рублей... но очень большие... хотя и по пять... но очень большие... правда, и по пять рублей... но зато большие... хотя по пять, но большие... а сегодня были по три, но маленькие, но по три... но маленькие... зато по три...»
Консерватория
Одна из самых коротких миниатюр Жванецкого (всего четыре абзаца текста) напоминает, скорее, расширенный трагикомичный афоризм.
«Консерватория, аспирантура, мошенничество, афера, суд, Сибирь.
Консерватория, частные уроки, еще одни частные уроки, зубные протезы, золото, мебель, суд, Сибирь.
Консерватория, концертмейстерство, торговый техникум, зав. производством, икра, крабы, валюта, золото, суд, Сибирь.
Может, что-то в консерватории подправить?»
Девушка и дедушка
В 2015 году на церемонии вручения телевизионной премии «ТЭФИ» Жванецкий прочитал монолог «Девушка и дедушка», в котором юная сотрудница телеканала инструктирует опытного юмориста, как нужно шутить на российском телевидении. Скандальное выступление сатирика не понравилось руководителям федеральных телеканалов и было вырезано из телетрансляции.
«Дед: Ну, что-то же должно остаться у людей.
Девушка: Ты что, про деньги, что ль, дед? Рано тебе о деньгах, рано ты о деньгах заговорил. Дашь рейтинг — получишь. И поменьше намеков, дед. Расшатывать намеками мы тебе не дадим. Ты посмотри на себя: носки разные, а намекаешь. Один намек — и тебя нет. Это телевидение, мы вверх работаем, дедуля. Ну как тебе сказать, чтоб ты понял? Мы вызываем эхо. Сказали и ждем. Приходит эхо уже исправленное и дополненное.
Дед: Так ты, дочка, эхолот?
Девушка: Дед, мною с тобой говорит канал, понял, старый хрыч? Еще раз пошутишь, вылетишь вместе с талантом, намеком в разных ботинках и одним носком. Каналов много, а эхо у нас одно».
О счастье...
Я так стар и спокоен… что желаю вам счастья. Счастье — случай. Говорю как очевидец, как прагматик. Счастье, если тебе приносят ужин, а ты не можешь оторваться. Счастье, когда ты выдумываешь и углубляешься, а оно идет, идет, и чувствуешь, что идет. Такой день с утра, за что бы ты ни взялся. И вокруг деревья, и солнце, и пахнет воздух, и скрипит снег, а ты тепло одет. Или в дождь, когда ты в плаще на улице и льет, а ты стоишь. И счастье — это человек. И путешествие не путешествие, и Африка не Африка, если его нет. А один маленький, нежный, невозможный.
Как мучительно счастливо, как больно и отчаянно, какие слезы от немощи выразить ему. Ты только смотришь на него... Твои глаза как два прожектора. Ты светишься, ты светишься.
Она существует. Эта мучительная борьба нервов. Эта тревога рядом и боль вдали. Это мучение, так мало похожее на радость. И рождается между сердцем и дыханием.
И только потом, когда спадет высокая температура, ты поймешь, что это было.
А этот маленький и нежный, весь твой, ребенок или женщина. Он приходит и занимает весь дом, всю душу. С ним идешь и удивляешься. С ним впервые видишь и рассматриваешь книги и травинки и начинаешь понимать кошек и собак, чувствуешь добрые руки угрюмого человека и говоришь, говоришь, говоришь, стены переходят в улицу, улица в лес, а ты говоришь, как будто никогда этого не делал. Пропадает стеснительность, исчезают корявые слова, и ты говоришь, говоришь, говоришь…
А смерти нет
Зачем бояться смерти?
Великие все умерли — и ничего!..
Благодаря им и жизнь есть.
Ну, если, наконец, подумать.
Они же умерли.
Вот это все написали, оставили и ушли.
Их уже нет.
И ничего...
И не горюют.
Чего ж переживать, когда такие люди, в сто раз умнее, в тысячу талантливее, красивее, трудолюбивее — покойники.
И вроде бы ничуть об этом не жалеют.
Разве они стремятся сюда?..
Вот в это, извините, время?..
Вот к этим, извините, людям.
Вот в эту, извините, жизнь.
Кому сегодня это нужно?
И им сюда не надо...
И нам отсюда не попасть туда.
И как легко читаешь их с восторгом.
Уже вся ночь... Еще чуть-чуть, еще чуть-чуть...
И вдруг...
Господи, так он же умер! Кто написал.
А спасти?
Теперь-то, может быть, спасли бы...
А надо?
Чтоб он еще что-то сказал?
Он бы не захотел.
В такое время или умереть, или молчать.
Вот что случилось.
Они уже прошли через вот это, о чем я.
Вот почему они так зазвучали.
И музыка, и краски, и слова.
Через эту смерть пройди — и ты в порядке.
И сразу как все просто.
И нынешние, и молодежь, все начинающая и начинающая и дышащая возбуждением.
Да ладно вам!
Вот инструмент...
Вот стол...
Садитесь!
Ты весь в очках, в компьютерах, в паролях.
Подумаешь, секреты...
Через смерть пройдешь, и все поймешь, и все узнаешь, и все не страшно, и ты поймешь и ахнешь.
Так все же умерли — и ничего. Живут!
А смерть — так просто перерыв!
Браво, Маэстро! Вечная память!