Газета «Новости медицины и фармации» №2 (746), 2021
Вернуться к номеру
Будни
Авторы: Пухлик Б.М., д.м.н., профессор
Разделы: Любимая страница
Версия для печати
Профессор Борисов сидел в своем кабинете, расположенном на 2-м этаже одного из корпусов облтубдиспансера, когда в дверь постучали.
— Да, — сказал профессор, и в кабинет вошел ассистент Евгений Петренко.
— Вот, Сергей Петрович, диапроектор и слайды в коробке. Сегодня только на 3-й паре они будут нужны Людмиле.
— Хорошо, Женя, оставляй на столе, — сказал профессор.
— Вот бы нам по компьютеру… Тогда бы мы вам приносили материалы для иллюстраций. А так — все это, к сожалению, вчерашний день, — сказал Евгений.
— Ну, Женя, зайди на большинство кафедр — и увидишь древние таблицы. А эти слайды все-таки я сделал дома на компьютере. Не сказать, что это несовременно. Хотя, конечно, каждый из вас мог бы делать свои презентации, индивидуальные, и, не исключено, показал бы мне класс.
— Да, чуть не забыл. Там вас спрашивает Маэстро.
— Не понял, Женя. У нас что, проездом через тубдиспансер симфонический оркестр?
— Ну, шеф, вы даете! Не знать, кто есть в городе Маэстро, — это отстой.
— И кто же он, если не секрет? Из театра?
— Почти. Это самый крутой деляга в городе.
— Бандит, что ли, или спекулянт?
— Ну, не то и не другое. Но с ним лучше не связываться.
— Но он меня спрашивает, что же мне, раствориться? Сходи и пригласи его сюда.
В кабинет в сопровождении Евгения вошел человек лет сорока, среднего роста, брюнет.
— Здравствуйте, профессор, я хотел бы с вами поговорить.
— Проходите, садитесь. Пальто можете повесить в шкаф.
— Да нет, все нормально. Вы меня не знаете, зовут меня Юрий Николаевич Калнинш. У меня, точнее, у моей дочери, проблема, кажется, по вашей части.
— Объясните.
— Три дня тому она прошла флюорографию, так как собралась поступать в институт. Мне позвонили и сказали, что на снимках — непорядок. Я попросил их вырезать (потом склеим) и принес вам.
Профессор взглянул на 2 кадрика флюорограммы и сказал, чтобы Калнинш посидел, а он сходит на 3-й этаж к рентгенологам и посмотрит кадры там на флюороскопе, так как они маленькие и все видно плохо. Через 5 минут он вернулся и сказал:
— Ничем не могу вас обрадовать. Действительно, в 3-м сегменте правого легкого — шаровидный инфильтрат сантиметров до 5 в диаметре.
— И что это, профессор?
— Пока можно говорить лишь предположительно: 70 % — за туберкулез, 20 % — за пневмонию и 8 % — за грибы, аллергию и пр. 2 %, к сожалению, нужно отдать опухолям.
— Раку, да?
— Да, такую возможность исключать нельзя. Но она минимальна, хотя мы о ней должны помнить. Се ля ви.
— Что вы порекомендуете?
— Пока все просто: сейчас вы пришлете свою дочь ко мне, и я ее осмотрю. Есть она тут?
— Есть.
— После этого я ее госпитализирую в детское отделение облтубдиспансера (под нами). Будем ее обследовать, разбираться. Вот мои телефоны, рабочий и домашний. Дайте свой. Или вы мне дня через 3 позвоните, или я вам. Какую-то информацию дам, хотя, скорее всего, дочке придется пока остаться у нас. Возражений нет?
— Нет. Куда я денусь... А может, стоит с ней метнуться в Киев?
— Ваше дело. Не думаю, что они разберутся с этим случаем лучше нас. Да и тут — ваш дом.
— Хорошо. Сейчас жена ее приведет. Зовут Наташа. И еще одно… — вытаскивает бумажник.
— Нет, господин Калнинш. Спрячьте бумажник. Об этом, если захотите, поговорим после выздоровления дочери. А сегодня пройдите, пожалуйста, флюорографию здесь, у нас. Лаборант проводит. Еще есть дети?
— Мальчик, 10 лет.
— Ну, этого оставим в покое.
В кабинет женщина средних лет завела девушку и оставила. Профессор осмотрел ее и позвонил заведующей детским отделением.
— Марина, привет! Прошу тебя, госпитализируй девушку 17 лет с подозрением на туберкулезный инфильтрат в хорошую палату, желательно к таким же девчатам. Сделай анализы, томограмму и покажи мне.
Через 2 дня профессор, изучив обзорные снимки, томограммы в разных проекциях, анализы, спустился вниз к заведующей.
— Марина, думаю, ты понимаешь, что пока речь идет или о туберкулезе, или (что вряд ли) о пневмонии. Назначь ей стрептомицин, рифампицин, изониазид, поливитамины, а там посмотрим.
Через неделю заведующая позвонила и сказала, что девушка нарушает режим и отлучается самовольно. Профессор попросил передать ей, чтобы поднялась к нему.
— Наташа, у меня мало времени на душещипательные беседы, поэтому я спрошу прямо: ты хочешь жить?
— Да, конечно.
— А ты знаешь, что туберкулез (а я думаю, что у тебя именно он) — смертельное заболевание, если им манкировать? Спроси у заведующей, сколько подобных тебе девушек умерло за последние 5 лет. Удивишься. Поэтому или мы лечимся, делаем все, как и твои соседки по палате, или я прошу твоего отца увезти тебя в Киев, в Институт туберкулеза. Так что?
— Я буду все делать, как скажете.
— Отлично. Родителям не скажем, но тебя я предупредил.
/18_m.jpg)
Через полтора месяца повторили томографическое исследование, и оказалось, что динамики нет никакой. У больной все, казалось бы, хорошо, анализ крови нормальный, микобактерии туберкулеза не высеяны, а лечение эффекта не принесло. Калнинш пришел к профессору и выслушал заключение.
— Я расстроен, — сказал он.
— Я тоже, — сказал профессор.
— Ну, вам это сложно понять, — сказал Калнинш.
— У меня тоже две дочери, и я близко принимаю к сердцу ваши проблемы. Да и через мои руки прошли тысячи больных и оставили зарубки на сердце. Мы исключаем пневмонию, она бы уже давно прошла под влиянием антибиотиков. Вряд ли это рак, так как нет отрицательной динамики за полтора месяца. Остается туберкулез, и мы усилим процесс его лечения.
— Смотрите, профессор, — сказал Калнинш и вышел.
«Это печально, — подумал профессор. — Тем более с учетом того, с каким опасным человеком имеешь дело».
Дома, не успел он переодеться, жена Ираида спросила:
— Какие у тебя дела с этим бандитом Калниншем?
— Да особо никаких.
— Меня сегодня в учительской сначала встретили гробовым молчанием, а потом Верка рассказала, что у тебя конфликт с Калниншем — Маэстро, и этот человек ничего так не оставляет.
— Да господи! Нет у меня с ним дел! Ну, лечу его дочку, пока плохо лечу, но стараюсь.
— Ты или хорошо старайся, или нам с девочками нужно отсюда сматываться. Да и тебе не помешает. Пропадем все, я такие случаи знаю. У него все схвачено, включая бандитов.
— А откуда твоя учительская об этом знает?
— Так его жена преподает в младших классах. Все прозрачно. И у меня будут проблемы. Сегодня завуч как-то странно на меня посмотрел.
Сон у профессора был беспокойный. Пил таблетки и все равно толком не выспался. На следующий день в слезах пришла жена Калнинша. Ее звали Ирина, и она просила спасти ее дочь. Профессор, как мог, успокоил женщину, сказав, что ухудшения нет, а надежда остается.
— Может, нам перевести ее в Институт туберкулеза? — спросила женщина.
— Ваше право, — ответил профессор. — Я надеюсь, что мы справимся, хотя отсутствие динамики непонятно.
Женщина опять стала предлагать деньги, однако профессор категорически отказался и был доволен, что не купился на эту приманку раньше. Было бы сейчас совсем нехорошо.
Утром позвонил ректор:
— В районе Н. резко заболел первый секретарь. Видимо, по твоей части. Если можешь, бросай все и лети к нему по санавиации.
«Можешь, — подумал профессор. — Мусиш». Вызвал доцента, дал ему флешку с лекцией и напомнил, что читать на 3-й паре в 6-й аудитории. Просил посмотреть флешку на компьютере в оргметодкабинете. Приехала санитарная «Волга», доставила на аэродром, и на «кукурузнике» полетели. В райбольнице увидел бледного человека, рядом лежала кислородная подушка и сидела жена.
— Доктор, спасите, пропадает, — сказала она.
Посмотрел — отстает в акте дыхания левая половина грудной клетки, там же не прослушивается дыхание. На плохонькой рентгенограмме — газ в плевральной полости и легкое поджато.
— Вы болели туберкулезом?
— В молодости, — ответил больной.
— А сейчас что случилось?
— Да поднял дома ящик — и страшная боль в груди. Думал, инфаркт, но тут сказали, что проблема в легких.
— Да, проблема в левом легком. Спонтанный пневмоторакс. Если нет свежего туберкулеза, мы вас быстро вернем на работу. А сейчас вас отвезут в манипуляционную.
Там шприцом Жане Борисов откачал воздух из легкого. Больной порозовел, начал разговаривать и благодарить.
— Рано благодарить, я забираю вас с собой в облтубдиспансер. Там вам помогут радикально.
Жена тоже начала благодарить, но профессор снял халат и проследил, чтобы больного занесли в УАЗ. Полет прошел благополучно, и профессор сдал больного хирургам, которые согласились с диагнозом и сказали: «Чай, оно не в первый раз». Чуть раньше, в самолете, летчик принес ему картонный ящик и сказал, что его передали профессору перед отлетом. В кабинете открыл ящик, увидел бутылки, колбасу, балык и конверт. В конверте — деньги. Их профессор занес в палату к первому секретарю, которому уже поставили дренаж.
— Возьмите это, пожалуйста, — сказал профессор, положив конверт на постель больного.
— Ну как же, доктор, вы так помогли...
— Я помогаю всем, если могу, — сказал профессор и вышел из палаты. Партийца через неделю выписали на работу.
Еще через месяц девушке были сделаны томограммы, которые профессор и заведующая отделением рассматривали с замиранием сердца, хотя описание ранее сделали рентгенологи, и очень оптимистичное.
— Отлегло, — сказал профессор, констатируя двукратное уменьшение диаметра инфильтрата. — Как она себя ведет? — спросил он заведующую.
— Скромно, как все. Не уходит сама, постоянно со мной обо всем советуется, но очень переживает. Плакали на днях вместе с мамой и братиком.
— Из-за чего?
— Ухажер отказался, сказал, что туберкулез — это не для него.
— Ну, думаю, это хорошо. Если при первых же проблемах любовь кончается, значит, ее и не было. Найдет другого.
— Ну, обрадуй их, а я позвоню отцу.
Отец через полчаса приехал и обнял профессора.
— Мы оба переживали. Я уже не говорю о вашей жене и сыне. Я все знаю.
— Что от меня нужно? — спросил Калнинш.
— Ничего, — ответил профессор. — Я рад, что ничего у вас не взял, — честно признался он. — Меня тут уже застращали.
— Ну, я не такой уж и бандит, — сказал Калнинш. — Хотя очень мучился.
— Идите домой и выпейте, а хотите — со мной.
— Давайте с вами, — сказал Калнинш.
— Но я за рулем, — сказал профессор.
— Я поеду за вами или пусть мой шофер садится в вашу машину.
— Да, так лучше.
— Но я не могу так уйти, — сказал Калнинш. И, выйдя за дверь, кого-то позвал.
Вошел мужчина с большой коробкой, потом вышел и занес еще одну.
— Я не могу смотреть, что у такого профессора на столе нет компьютера, — сказал Калнинш. — Это только аванс. Я понял, что денег у меня вы не возьмете, но я обещаю, что этот компьютер — не последний, который появится у вас.
«Да, Женя подгадал. Еще парочка таких больных девушек с богатыми родителями — и мы будем полностью компьютеризированы. Но переживу ли я это? Не хватит ли меня инфаркт, если так будут идти дела?» — подумал профессор, и они вышли в коридор. Жизнь продолжалась.